От вежливого прикосновения к локтю здешний управник, суетливый лысеющий человек в перемазанной кровью одежде, подскочил, как от пинка шипастым сапогом. Обернулся - кажется, еще в полете, и разглядев ее, завопил:
- Что, опять?!
- Что - опять? - недоуменно переспросила эльфийка.
- Позавчера же была проверка! - продолжал разоряться тот. - Все обошли, все проверили! Мы честные люди, мы законов не нарушаем! - тут он, кажется, заметил-таки ошарашенный взгляд, и робко высказал предположение - Так вы, сударыня, не с проверкой?
- Нет. - честно призналась Риан, подумав, что можно было и соврать, если б еще знать, что за проверка. - С какой-такой проверкой?
Мужик помрачнел - кажется, он несколько стеснялся только что устроенного шума.
- Известно, с какой. Живодерство запрещено, энти, как их, негуманные способы запрещены - нелюди, мать их, не могут смириться со страданиями бедных зверюшек! А мы тут... У вас какое-то дело? - оборвал он себя, сообразив, что жалуется на жизнь опять же нелюдке, и на ее лице нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего сочувствие.
- Да, дело. Мне нужно убить одно из ваших животных. Молодое, сильное. Не истощенное болезнью. Туша останется неповрежденной, пригодной в пищу. - добавила она, глядя, как круглое лицо человека с каждым словом все больше приближается формой к овалу.
На осмысление услышанного управнику понадобилось немало времени, и на его физиономии довольно четко отображался ход мысли - начав с предположения, что неправильно понял, он закончил уверенностью в том, что убийство коровы доставит черной эльфьей натуре какое-нибудь извращенное удовольствие.
- Позвольте узнать, зачем? - выговорил он уже значительно менее дружелюбно.
Риан вздохнула. Ей хотелось побыстрее закончить и убраться отсюда как можно дальше, а вместо этого объясняйся с подозрительным человечишкой... Вытащила из-под рубашки блямбу цехового медальона.
- Я целитель. То, что этой корове уже не нужно, еще может спасти жизнь какому-нибудь хорошему человеку.
Мужик помялся. Затея ему не нравилась, но он не мог придумать причины для отказа. Спохватился:
- А корова не будет страдать?
- Умрет счастливой. - мрачно заверила эльфийка. - Самой счастливой за всю историю этого места.
Он махнул рукой, указывая на один из сараев.
- Крупный скот там. Выбирай, кто глянется. Если спросят, скажешь, что Межа разрешил.

Выбирать, на самом-то деле, было не из кого - в сарае жались друг к другу две коровы и старый, немощный уже бык. Содрогаясь от жалости и страха - как свежего, исходящего от этих животных, так и застарелого, оставленного здесь их бесчисленными предшественниками, эльфийка подошла поближе, осторожно коснулась ближайшей коровы. Тоже старая, должно быть, уже не доящаяся, она жила здесь уже третий день и понемногу привыкала к новому месту, очень по-человечески надеясь, что ее-то беда обойдет стороной, и, действительно, старое, почти равнодушное к смерти существо никак не подходило на роль источника жизненных сил... Успокоив ее - а что еще можно сделать? - Риан перешла к следующей. Та была моложе, трех-четырех лет от роду, и почти здорова - не считая того, что ее глаза уже неделю не видели света, и эта затянувшаяся ночь постепенно сводила буренку с и без того небогатого ума, она и сейчас пребывала в оцепенении, едва понимая, что происходит вокруг, и эльфийке стоило немалых трудов растолкать несчастное животное и убедить его шагать на голос... Идти, впрочем, было недалеко, и уже через несколько минут слепая корова стояла на пропитанной кровью земле и трогательно тянулась неподвижной мордой, и тыкалась в плечи шершавым носом, а Риан гладила жесткую, по-северному длинную шерсть, успокаивая и утешая, и никак не могла заставить себя взяться за дело. Медленно, чувствуя на себе любопытные взгляды проходящих мимо работников, развязала мешочек, извлекла из него гладкий, неорганеный кусок горного хрусталя - чистейшего, прозрачного, так легко принимающего и пропускающего магию, и нехитрый амулет - янтарь на шнурке. Хватит уже тянуть, все равно это необходимо. Корове все равно умирать, ты всего лишь чуть ускоришь неизбежное. К тому же она страдает. Ее смерть будет легкой, безболезненной, незаметной, а жизнь не прольется на проклятую землю, а послужит доброму делу... Была корова - будет ветер, осядет пылью, родится цветком - о чем тогда сожалеть?
Чертово самоубеждение, как всегда, не работало.
В том, чтобы украсть чужую жизнь, вообще-то, нет ничего сложного - это не требует ни особого мастерства, ни приложения титанических усилий, а подавляющее большинство нежити именно этим и обеспечивает свое существование - но то нежить; для эльфа же, да еще и с основами друидского образования это было противоестественно и аморально не менее, чем для нормального человека - съесть любимую собаку или нелюбимого родственника, и никакие доводы разума не избавляли от острого чувства вины; осторожно, безболезненно прокалывая плотную коровью шкуру - крови нужно было всего лишь две капли - эльфийка врала животному, что все будет хорошо, и животное верило, искренне и безоговорочно, как ребенок, и ластилось слепой мордой, не чувствуя, как ловкие пальцы осторожно, по капле, вытягивают саму его жизнь, то, что сердце заставляет биться, кожу - стягивать раны, душу - оправляться от горя и расцветать по весне трепетом всеобщего возрождения... Тягучее золотое пламя, она почти видела его, вытягивая, как пряха вытягивает и свивает нить из пучка шерсти, и эта нить согревала руки живым, трепещущим теплом, проникая и растекаясь по телу противоестественной эйфорией, только обостряющей отвращение разума; а потом растекалась, чтобы собраться и сгуститься на дне неправильного янтарного шара... Янтарь, густой и вязкий, застывшая кровь древнего дерева, сам похож на это пламя, а потому принимает его легко и охотно, а отдавать будет медленно, по капле, и проклятая тварь не заметит такой малости, не насторожится, приняв за природное явление.. Когда амулет заполнился, Риан тщательно, далеко не с первой попытки закрепила его на поясе и вытащила хрусталь. Тот, в противоположность янтарю, был легким, прозрачным, и почти не существовал, и гораздо больших усилий, чем сцеживать в него силы, стоило не позволить им тут же выходить и проливаться сквозь пальцы... Когда камень был полон на две трети, вокруг внезапно стемнело; когда же в него упала последняя капля, эльфийка схватилась свободной рукой за недоумевающую корову - падать в кровь и грязь было бы попросту унизительно, кроме того, она небезосновательно подозревала, что, оказавшись на земле, в ближайшие полчаса не заставит себя встать. Запихнуть камень в мешочек, сделать мешочек закрытым и отражающим и замкнуть на обращающуюся внутри энергию, получив этакую разновидность вечного двигателя - теперь он пролежит, дожидаясь своего часа, хоть месяц, хоть дюжину лет... Необходимость добить корову - иначе оставшиеся несколько часов она промучается в страшной тоске, в постоянном ощущении умирания - уже не вызывала никаких эмоций; окатив животное прощальной волной неискреннего тепла, она разорвала хрупкие связи... Корова действительно была счастлива - до тех пор, пока ее не лишилась способности быть.