"Пора бы тебе повзрослеть". Вот и все. Да, пора бы, тут Вак был совершенно согласен - только вот о том, как это сделать, он не имел ни малейшего представления. Научиться принимать правильные решения? Ну, вот одно он уже принял, и возражений вроде бы не последовало, только вот в том, что оно, решение, относится к числу правильных, Вак сильно сомневался, прекрасно понимая, что сгинет, оставшись в одиночестве - но и сидеть на шее, и платить никчемностью за добро ему было тошно. В конце концов, не сможет же он таскаться за наемниками до старости - в лучшем случае они сдадут его в хорошие руки, подмастерьем к писцу в каком-нибудь городе, но ведь это ничего не изменит - он все равно останется бесполезным и беспомощным, и только идиот не извлечет из этого выгоду, в лучшем случае заставив трудиться на положении раба... Так к чему быть обузой и предметом спора, и мешать хорошим людям, если итог все равно предрешен? Все правильно. Только вот от мысли о пути в одиночестве и всех его последствиях Вака слегка мутило от страха.

Приказ демонолога Вак выполнил немедленно - и совершенно бездумно. Несмотря на истерический страх, клокочущий на поверхности сознания, в глубине души ему вдруг стало изумительно спокойно и правильно, и только догнав эльфку и воина, он сообразил, что причиной тому не что иное, как возвращение привычного положения раба - но не почувствовал даже обычного прилива отвращения к себе. Мир вернулся на место, у него снова есть хозяин - и, вместе с незавидным положением есть определенность, и не нужно больше бояться одиночества, и, что еще лучше, принимать важные решения. Только служить - а уж этому он научен с детства. Ничтожество, не способное даже воспользоваться свободой? Да. И даже хуже - ничтожество, до судорог боящееся свободы. Но таков он есть - не всем быть сильными и храбрыми, не всем быть лидерами, кто-то должен быть никем, как должно быть уродство, чтобы существовала красота, как должна быть смерть, чтобы понимать ценность жизни... Это рассуждение, кажется, вспомненное, а не придуманное, успокоило его окончательно. Он не боялся служить страшному колдуну, нисколько. Только вот он же дал слово уйти - и как же теперь его сдержать? Нельзя уйти, нельзя сказать, что запретили - значит, вместо того, чтобы хоть как-то оправдаться, он лишится последних крупиц доброго отношения, и даже не по своей вине... Ничего. Такова жизнь, давно пора привыкнуть.

Понять-то он отлично понял - как и то, что его скромная жизнь становится сложнее с каждым шагом. Только что все было хорошо и правильно, у него снова был хозяин, место и почти полное счастье... Впрочем, он отлично понимал, что от хозяина никуда не денется и ничуть не сожалел о том, что не попадет в столицу и этот самый университет - толку сожалеть о том, что не про твою долю? Нет - и не надо. Даже и не хочется. К тому же ни до какой столицы он бы, понятно, все равно не дошел, дожив в лучшем случае до зимы. Заново переживая мучительный - но, по счастью, недолгий разговор, он подумал, что господин Наррель мог бы и не трудиться, обеспечивая молчание чарами - было бы вполне достаточно приказа. Хорошо, что удалось почти не врать эльфийке, но что сказать ей завтра, когда выяснится, что все беспокойство было напрасно, и он остается с ними, в очередной раз доказав свою никчемность? Впрочем, это его тоже не особо беспокоило - в худшем случае воин, которому он надоел больше всех, сорвет на нем злость, а женщина перестанет считать достойным внимания и жалости... Ничего. Не привыкать. Не убили бы - а ко всему прочему он давно привык. И, уж, конечно, ему и в голову не могло прийти нарушить волю колдуна.

Он очнулся от холода. Привычно потянулся за сбившимся одеялом, привычно же подумал, что скоро еще одна зима и здоровенное здание храма опять промерзнет до инея по углам - и вскочил, как подброшенный, заметив сначала, что кровать под ним мерно покачивается, а потом и то, что это вовсе и не кровать, а совершенно незнакомая телега, на дне которой он, собственно, и сидит, очумело озираясь по сторонам, а с козел ухмыляется, обернувшись на шорох, крепкий мужик зауряднейшего для Ардении вида... Веремий уже открыл рот, чтобы спросить, как он здесь, собственно, оказался, но тут в раскалывающейся, как с похмелья, голове, прояснилось - и он, не сдержав чувств, выругался, не по-жречески длинно и изобретательно, вспоминая в процессе все новые подробности своего вчерашнего побега. Слово, метко брошенное магом, страшная усталость, путь в полубреду - похоже, только на то, чтобы добраться до своей комнаты, у него ушло не меньше получаса... Он даже умудрился собрать все необходимое, каким-то чудом вспомнил об обещанном маячке и даже сделал его, расплатившись за усилие радостными - желтыми и фиолетовыми - кругами перед глазами, невесть как проплелся через весь город и нашел слова, убедившие молодого стражника выпустить его через служебный ход - и все это в лихорадочной, как одержимость, уверенности, что если он не уйдет сейчас - чего бы это ни стоило - то не уйдет уже никогда.
Воспоминание об этой уверенности разом успокоило его. Все правильно. Хватит тратить жизнь и дар на нужды Верховных - да и пусть они все вообще убираются к Трааку! Он достаточно послужил, он отдал лучшие годы, время огня в крови - и заслужил свое право молиться по сердцу, а не по книге, и не продавать помощь Двуединого, словно пирожки на базаре, а раздавать ее, как должно, всем нуждающимся...
- День добрый. - окликнул его крестьянин. - Кто таков будешь?

Добавлено (20.01.2008, 08:46)
---------------------------------------------
Лес оборвался неожиданно, словно кто-то срезал желто-серую стену деревьев, и размазал ее, как сметану по хлебу, в подвижную серо-желтую перину убранных полей. Здесь заканчивались приграничные земли - уже по-настоящему, и к западу от тракта люди пока еще соблюдали неписанный порядок, не посягая на лес, но и не позволяя ему расползаться, а к востоку "свое" и "не совсем свое" разделяла река Леснянка, пока еще чистая и быстрая - но на пересечении с трактом выходящая из-под лесного полога, чтобы на горе себе стать источником жизни для десятка деревень и небольшого города, и, лишившись и скорости, и чистоты, закончиться вонючим болотом - но и там люди не оставляли ее в покое, приходя по осени за клюквой на труп поилицы; впрочем, покамест река была невинна и бежала легко, играя и танцуя, как дитя, не знающее о смерти - но с моста уже виднелась первая из деревень...
Верного пса Ыку пришлось сложить сразу за мостом - хотя стоило бы сделать это перед ним, чтобы избавить себя от дурного спора с мужиками, собриающими медяки за проход - те и слышать не желали об иллюзиях, и утверждали, что восьминогое страшило есть ни что иное как попытка провести лошадь, выдав ее за собаку, а собаку - за чудище, но в конце концов, сраженные целеустремленностью, с которой он шел по следу и отсутствием поклажи на костяной спине, смирились с тем, что он только собака и чудище, и денег, как за лошадь, за него взять не получится, и, беззлобно ругаясь, пропустили бесплатно. Впрочем, перед тем, как сложиться перчаткой на хозяйской руке, он недвусмысленно топал мордой к деревне, да и не будь этого - желающих спать на стылой земле вокруг терзаемого ветром костерка, когда всего в каком-то получасе пути расположен трактир и деревня, как ни странно, не обнаружилось...
Сама деревня, именуемая Марцевкой в честь основателя здешнего трактира, бывшего, в свою очередь, основой ее существования, мало чем отличалась от Миросельца - разве что не нанизывалась на тракт, а предусмотрительно стояла чуть в стороне; впрочем, дорога, протоптанная к ней за века, легко могла спорить с трактом по ширине и исхоженности. Трактир, основанный некогда неким Марцем, был ее сердцем - и располагался в середине, возвышаясь над селянскими домами неоднородной двухэтажной громадой - чуть ли ни каждое второе поколенье владельцев достраивало к нему пристройки или комнаты, и к сегодняшнему дню он был некрасив, коряв и неуклюж - зато вмещал всех желающих, предоставляя место по кошельку, и только в особо людные дни припозднившимся приходилось проситься на ночлег в дома - но там их принимали, пожалуй, даже охотней - люди в Марцевке жили спокойные и благоразумные, и никогда не упускали возможности подзаработать. Было и несколько лавок, уже закрытых за поздним временем - Дрегард Дрегардом, а до него день пути, да и цены там - честному человеку смотреть страшно, но трактир позднего времени не знал вовсе, и горел огнями, и гремел посудой, и шумел неблагозвучной, зато душевной песней..