Утро нового дня, того самого, о котором говорил Ратез, наступило еще затемно, но к тому времени, как были собраны вещи, разделены ноши, съеден завтрак и отделены от пола останки вчерашней свечки, над Дрегадом не разгорелся даже - вступил во владение густой, величественный рассвет, расцветивший серый город всем оттенками красного и золотого, запаливший в каждом окне отражение собственного сияния, а пронзительно холодный, но и пронзительно свежий ветер, поджидавший их на улице, в несколько рывков унес и легкое похмелье, и тяжелый осадок ночного разговора, и вязкое раздражение ранней побудкой. Этот ветер Риан узнала сразу - в здешних краях, где границы времен года так подвижны и непредсказуемы, люди по-простому метко звали его Зимняком, а нелюди - Vaern An'gerd, Авангардом Зимы. Оба названия достаточно точно передавали суть - он приходил после излома осени и безжалостно изгонял ее, как новый хозяин, бывает, выгоняет из дома пожилую, но дальнюю родственницу, превращая в лохмотья багряные одежды, сметая хрупкую, ритуальную красоту ухода всего того, что должно дать дорогу новому и возрожденному, отказывая уходящему в последней милости - несуетной смерти, и непредсказуемый день его появления для всех означал одно - каждый следующий день будет холоднее предыдущего, пока по проторенному Зимняком пути не явится его госпожа, милостиво укрывая истрепанную ветрами землю белым саваном снега. "Везде война." - мрачно подумала эльфийка, порадовав компаньонов новостью о том, что о теплых деньках можно забыть до весны. - "Времена года - и те... Так какой может быть спрос с нас, мелких и ничтожных?" Впрочем, было не до размышлений - Зимняк знал свое дело, и плащ защищал от его ледяных пальцев не лучше, чем кольчуга - от вылитого со стены кипящего масла, а потому путь до храма внезапно оказался вдвое короче, чем вчера, и холодное, полутемное, но безветренное помещение стало таким уютным, что перемены, тронувшие величественные храма, они заметили только тогда, когда вместо отца Веремия на звук шагов и голосов высунулся невысокий паренек в сером двухоттеночном одеянии младшего жреца. Был он, пожалуй, одного с Ваком возраста, но куда крепче, и держался уверенно, пытаясь даже не выдать написанной на лице растерянности и смятения. То же самое - растерянность и смятение - витало в воздухе, тишина храма нарушалась приглушенными, но неприкрыто встревоженными голосами, а сновавшие вдоль стен послушники делили одно на всех ошалелое выражение лица.
- Чем могу помочь, добрые люди? - серьезно спросил парень. Назвать заявившуюся в храм компанию, состоящую из недоброго вида воина, ничуть не скрывающегося колдуна, нелюдки-ведьмы и какого-то долговязого урода людьми, да еще и добрыми, ему было непросто, но он справился. Хотел добавить что-то еще, но промолчал, решив, очевидно, выдавать информацию исключительно по мере необходимости.

Да уж, что-то у них там определенно происходило! Такой пришибленной суеты и смятения Риан не видела с самого ухода из Баренской обители, и сделала вывод, что тамошняя братия являла собой не исключение, а правило - последователи Четверых и какого-то Двуединого, лишившиеся уверенности в том, что привычный порядок вещей надежен и незыблем, пугались и суетились совершенно одинаково и совершенно по-мирски - невзгоды, похоже, ничуть не способствовали укреплению их в вере. Этот вывод, особенно его последняя часть, почему-то порадовал эльфийку - может быть тем, что в глубине души она считала человечьи религии средством задурения умов и выдуривания денег, и подозревала, что механизмы взаимодействия жреца и божества действуют по принципам, существенно отличным от того, что написано в священной книге каждого уважающего себя культа. Впрочем, серьезный, по-взрослому, как старший сын в осиротевшей семье, держащийся паренек, встретивший их вместо Веремия, выглядел вполне вменяемым, и, глядя на него, Риан подумала, что такой никогда не сможет отдаться вере всем сердцем - не тот склад характера, чтобы всю жизнь пресмыкаться, получая за это подачку Силы. Впрочем, все это бред и домыслы, да и, честно говоря, ни в коей мере не ее дело. Одному вон уже помогли... Хвала богам, этот один хотя бы научился быть незаметным!
- Веремий... Не сможет вас принять. - холодно, но предельно вежливо сообщил юный жрец. Врать он определенно не умел и не пытался, и не скрывал вполне законной неприязни к безбожникам вообще, колдунам в частности и тем, у кого пребывание в храме не вызывает почтительного трепета - в особенности. Ну, зато честно... И, так же корректно, предположил - Вы оставляли какой-то заказ? Я отдам вам, если вы скажете, что.
Веремий исчез? Куда он мог исчезнуть, если вчера, после тяжелой работы и отвратительной сцены, едва держался на ногах? Риан по себе знала - такое истощение лечится только отдыхом или воровством чужих сил, чего жрец, конечно, сделать никак не мог, но вопрос "А в той комнате вы смотрели?" она сумела оставить при себе - нечего лезть в разговор, Ратезу вовсе не нужны помощники, чтобы сказать что-нибудь недоброе...

Утро выдалось ветреным и холодным – настоящее осеннее, но не той осени, что не лето и не зима, а той, что лето перетягивает в зиму, я даже примерил новехонький плащ, которого, впрочем, было мало. Мы собрались молчаливым сонным отрядом и отправились к Храму. Там нас уже ждал сюрприз.
Веремий пропал. Это, честно говоря, в мои планы не вписывалось... Хотя, если честно, не было у меня никаких планов. Расслабился, подлец! Второй ему докучать на время перестал! Мальчишка, который век разменял, а все туда же – лениться, веселиться и так далее. Воистину, либо уже богом на небеси (хотя скорее в Безднеси, чего уж там), либо человеком. А то дурность всякая выходит только!
Разговоры, как всегда, ничего не дали. Мое настроение прорвалось только кратким брюзжанием:
-- Этот человек был слаб и уязвим, как воспитанница пансионата благородных девиц, во всех отношениях. Когда мы пришли, он терзался какими-то несбыточными мечтами - не мог, видите ли, бродяжничать и творить добро задаром! Потом этот бред о бессмысленной борьбе, потом его смертельно обидело непонимание... Не удивлюсь, если у столь жалкого существа отказал рассудок. Или до него добрался наш общий знакомец. Или он в помрачении решился воплотить мечту и помер от усталости в сотне шагов от города. Какая, во имя Бездны, разница?! Или может быть, вы собрались его искать?
Дела наши становились все хуже. Я уже, можно сказать, сроднился с шахматной доской и двигаемыми по ней фигурами (с противником мы играли вслепую, каждый – на своей доске, а то я бы ему уже морду разбил, чего уж там), поэтому, хотя мог просто пожать плечами и не возвращаться к теме "РИАН&РАТЕЗ" еще тысячу лет, я напрягся. Стража действительно нами заинтересуется. И проблемы тоже будут – с ЕЩЕ ОДНИМ культом. Похоже, я раздражаю церковных богов. Странно, раньше не замечал...
Все дошло до того, что нас обступили, кажется, готовящиеся к битве монахи. Чего с ними там творилось – не знаю, но Двуединым пахло очень сильно. Самое время превращать Обитель в крепость и выносить "своих" куда-нибудь за сотню тысяч лиг...
-- Это с вами Веремий работал вчера вечером?
Этот вопрос задал не один из жрецов, а эдакий "представитель мира сего в мире божественного", здешний эконом какой-нибудь, а то просто сбежавший в монастырь от долгов прогоревший торговец или ростовщик.
Стоило ему появиться, как все внимание монахов обратилось на него. Если его сейчас убить – считай, монастырь минут на десять развалится. Это как ударить по последнему оставшемуся не обезболенным нерву: когда все внимание сосредоточено на нем, то и боль покажется невыносимой, а, скорее всего, просто убьет или, по крайней мере, сознания лишит. А сосредоточены на нем не монашки-жречишки, на нем "здешний уполномоченный представитель" Двуединого сосредоточен – хотя складывается он как раз из монашков-жречишек...

"Еще бы не согласны!" - чуть не брякнула Риан, но вовремя прикусила язык - пусть переговоры ведет Ратез, раз уж он их начал, или Нар, на правах самого умного, но ей туда точно соваться нечего. Стоя рядом с воином, так, чтобы в случае чего не помешать ему выхватить оружие, она держала наготове недоплетенный щит - заклинанию не хватало только одного, простейшего элемента, - надеясь, что нескольких секунд отпора Нару хватит, чтобы построить эту свою замечательную штуку, отрезающую все внутри себя в независимый кусок пространства, или устроить что-нибудь столь же эффективное... Беспокоилась она, правда, не за себя и, уж конечно, не за демонолога, для которого неорганизованная толпа слабых, еще неопытных или уже немощных жрецов не могла представлять опасность, а за человека, ведь эти ослы не знают, что любой магический удар по нему спровоцирует здесь страшную бойню... И Вак, кстати, все еще не свободен от своих Четверых - какой процесс запустит в нем вторжение конкурента? Столкновения божественных сил будет более чем достаточно, чтобы изувечить его рассудок, а то и попросту убить.
Жрецы разбрелись, лишившись сплоченности толпы, но ни в коей мере не ослабив напряжения. Приказ мирянина был им не по нраву, но, видно, он обладал достаточным авторитетом, чтобы шпынять тех, кому отвечают боги - наверное, распоряжался финансами храма и выдавал святошам зарплату. Стало, на самом-то деле, еще хуже - толпа в определенной степени представляет собой единый организм, теперь же они были опасны каждый сам по себе и совершенно непредсказуемы; расстояние же, на котором находился и самый дальний, не имело для жреческих заклятий никакого значения. Впрочем, Риан прекрасно видела - ни о чем таком управленец не думал, он действительно отослал своих людей подальше и действительно хотел договориться миром и без жертв со своей стороны, и, возможно, даже не задумывался о принципиальных отличиях применения в бою колды жрецов и банды дубиноносных разбойников. Разумный, с виду, дядька... Вдруг да все обойдется?

"Тихое место" бородатого управленца оказалось одним из пяти кабаков, деливших с двумя тавернами улицу, обрамляющую храмовую площадь. Кабак, впрочем, был действительно тихим - за одним столом негромко беседовали полутролль и полуэльф, за другим уныло ковырялась в тарелке бледного вида девушка, прочие же пустовали. Хозяйка, пышная рыжеволосая женщина средних лет, приветливо улыбнулась ему, назвавшемся Вамием, и, почему-то, Ратезу; по мере появления в ее заведении все новых персонажей улыбка становилась все менее приветливой, а на последнем - человеке, одетом в цвета стражи, присоединившимся к и без того немалой компании на выходе из храма - погасла вовсе. Вамия это ничуть не смутило - лучезарно улыбнувшись, он потребовал вина себе и господину из стражи, и, дождавшись, пока единственный подходящих размеров стол окажется разделенным между двумя ничуть не дружелюбными сторонами, кивнул старику, приглашая к началу беседы.
- Все, кто видел Веремия после вашего ухода, говорят, что он выглядел крайне усталым, возможно, даже раненым. Вы можете объяснить причину? - выплюнул старик, не утруждая себя ни вступлением, ни вежливостью; впрочем, обвинения в его голосе не звучало, но он, видно, был из тех, кто считал сведенья достаточной ценностью, чтобы получать их любыми путями. Риан поежилась и чуть пододвинулась к Ратезу - старик с тяжелым, порицающим взглядом нравился ей ничуть не больше "господина из стражи", неприятного человека, напоминающего змею не то спокойствием черт и движений, не то ледяными выражением глаз, и чем внимательней она разглядывала всех троих, тем больше впечатлялась масштабом и разнообразием возможных неприятностей.

Этот человек, беловолосый воин со шрамом, кажется, имел свойство приносить неприятности. Никогда, никогда у Мерки не было проблем с Грамом, наемничьим главой, хоть он и приходил в "Тихую заводь" не реже пары раз в неделю, и частенько приводил с собой странных людей - а вчера, когда Мастер, проспавшись, мирно похмелялся у окна, приличный, с виду, парень попытался стащить у него кошелек. Кабатчице, женщине тихой, избегавшей даже редких в Дрегарде публичных казней, никогда раньше не доводилось видеть, как человек убивает другого голыми руками, одним сложным, молниеносным движением... Разумеется, не было никакого следствия, никаких обвинений - Грама слишком уважали в скуповатом на уважение городе, чтоб заводить дело из-за небольшого превышения самозащиты, да и репутации заведения единичный случай не повредит, но на душе у Мерки было тошно и паскудно. А теперь этот, вчерашний, наемник заявился снова - и снова в компании не последних людей города, да к тому же постоянных клиентов - Вамия из храма Двуединого, ушлого типа, всегда знающего свою выгоду, и его приятеля из следователей, змеелицего Дорла, известного своим специфическим пониманием правосудия и принципом "цель оправдывает средства", и Мерка убедилась, что вчерашние неприятности были только началом сегодняшних - потому что наемник и приятели пришли отнюдь не пить пиво и трепаться о бабах, а уж в том, что ее кабак избрали нейтральной территорией не то для переговоров, не то для допроса, кабатчица не видела ровным счетом ничего хорошего.
Они заняли длинный стол, разделив его поровну - на одной лавке Вамий, Дорл и старик, по всему видать - жрец, на другой - наемник, и двое, видно, приходящиеся ему друзьями - высокий, во всем неприятный маг и эльфка, тоже, наверное, колдунья; седьмого, нескладного перепуганного парня, которому на лавке места не хватило, эта эльфка просто отправила на улицу, погулять, и он смылся с явным облегчением. Недоверие, напряжение, подаваляемый страх. Недобрая компания, и недоброе, ой недоброе дело. Но возражать Мерка, конечно, не посмела - ей были дороги и жизнь, и заведение, а потому, заставив себя улыбаться, она поднесла Вамию заказ, бросила косой взгляд на наемника и поспешно отошла за стойку - знать, о чем они собираются говорить, она не желала ни в коем случае.

Меркино вино было, как всегда, выше всяких похвал. Прикрыв глаза, и только что не попросив подушку, Дорл молча сидел и развлекался напитком, лениво, беззастенчиво разглядывая подозреваемых. Нет, вообще-то они не были прямыми подозреваемыми - ему уже доложили, что жрец Веремий ушел из города сам, упросив стражу выпустить его среди ночи, но вполне могли быть причастны к этой борьбе поклонников разных ипостасей Двуединого... Хотя на самом деле Дорлу было все равно - внутрицерковные дела решаются внутри церкви, если в них нет уголовщины, но Вамий попросил его посодействовать, хотя бы попугать наемников... Ну чего не сделаешь ради старого приятеля? Дорл прекрасно знал, чего не сделает, и злоупотребление полномочиями входило в этот список, но покамест никто и не просил его злоупотреблять - ведь не назовешь же злоупотреблением мирное присутствие при разговоре и распитие вина с хорошим человеком? А уж чего там напридумывают догадливые собеседники... Он ухмыльнулся своим мыслям, отлично зная, по реакциям сотен воров и разбойников, как гадко и угрожающе выглядит такая ухмылка; и действительно - на симпатичной, но сильно подпорченной напряжением и сосредоточенностью мордашке сидящей напротив нелюдки отразилось плохо скрытое отвращение. Не сдержавшись, Дорл подмигнул ей и получил в ответ такое выражение лица, словно девка видела перед собой не видного мужчину в расцвете лет, а в лучшем случае изувеченный, еще подергивающийся труп кладбищенского гуля. Нет, таких женщин следователь не понимал - зачем они нужны, если вместо милой улыбочки на лице застыла серьезность, а в глазах вместо нормального страха или обожания - сложная гамма чувств? С такой и поцелуя не допросишься. Ну да, бродячая ведьма, да еще нелюдь, такие все с головой не дружат; зато и не жалко.

Скамья напротив, потревоженная откровенным предложением, зашевелилась и заволновалась - чуть вытянулась бесстрастная физиономия представителя стражи, забеспокоился управленец Вамий, а сам старец, вдоволь насверлившись испепеляющим взглядом, в конце концов принял предложение.
- Хорошо. Так будет быстрее. Веремий... Я помню его еще юношей. Он с самого начала был недоволен распределением, бредил благотворительностью, просил о переводе... И он был отличным работником, сильным, талантливым, без гордыни и честолюбия. Даже в жреческих кругах редки люди, достигшие столь глубокого смирения. Пожалуй... - старик призадумался, формулируя мысль, - он был даже слишком праведным. Любой вере, вы понимаете, приходится идти на некоторые уступки злу - брать деньги за услуги иноверцам, помогать злодеям, если они способны заплатить, бороться за жизнь не самыми праведными средствами... Таков мир. А Веремий никак не мог это принять, его страшно коробили любые отступления от заповедей, все то, что он считал неправильным и недопустимым... И он никогда не оставлял мнения при себе. Бесился, ругался, упрашивал - но продолжал работать, ответственный мальчик, и никто не обращал внимания на эту блажь. Потом успокоился, и мы были уверены, что он давно повзрослел и забыл... Выходит, нет. Но, - голос старика напитался убежденностью, - я не верю, чтобы он мог совершить столь эгоистичный поступок, пойти на поводу у своих желаний и так подставить храм, прихожан, пациентов... Он должен был понимать свою ценность и долг. Поэтому-то мы и подозреваем, что здесь не обошлось без вмешательства со стороны - или, может быть, травмы, полученной во время работы. А подозревать, - старик недобро прищурился, - кроме вас, не обессудьте, некого.