Паладин демонстративно отошёл в угол, надел шлем и, сев на лавку, опёрся о крестовину меча - мало ли...

Он почти не изменился, только исхудал за тяжелый год, да шкура, прежде бывшая роскошной шубой, мало чем отличалась от шкуры невезучей собаки, но окрас - серебро, складывающееся из сплетения оттенков очень темных и очень светлых прядей, темных было чуть больше, рыжих же незначительно мало - остался прежним, и эльфийка в который раз поразилась, насколько бесспорно красивый зверь получается из своеобразной внешности человека. Отгрызать паладину что бы то ни было Криг, кажется, не собирался, по крайней мере, он не пытался отгрызть пальцы, бережно оглаживающие лобастую голову и почесывающие его за ушами, и вообще не торопился вставать, только заинтересованно косил глазами на напряженно следящих за ним двуногих. Риан не удивлялась - в бешенство оборотни, как, впрочем, и кое-кто еще, впадают тогда, когда трансформация заканчивается быстрее, чем силы, на этот же раз отвыкший от подобного обращения организм сопротивлялся слишком долго, чтобы у Крига остались силы на ярость, правда, это не означало, что можно принимать зверя с человечьими мозгами за комнатную собачку, но, с другой стороны, оставался шанс, что ему удалось передать зверю понимание компании как стаи...

Добавлено (27.05.2008, 00:39)
---------------------------------------------
Ратез сказал - Ратез сделал. Он не успел раздеться, и опустить голову на жесткий подголовник, как уже спал.
Ему снился жуткий красочный сон, в котором он верхом на неистовом звере, подобных которому он никогда не встречал и вряд ли встретит: обликом-силуэтом похожий на матерого волка, только вот величиной с приличного коня. Странный зверь был ярко-черным, одетым в чешую, как в панцирь, ловко скользящим по земле и зыбким эфирным местам, которые манили своей пустотой и бесконечностью. И Ратез откуда-то знал: оступись они напару, прерви этот неистовый бег-скольжение, они познакомятся с бездной. Черная бестия с голубыми мудрыми глазами многолетнего старца, защищая себя и всадника от обитателей неведомых миров, испытывающих далеко не самые мирные намерения, пыхал каким-то фиолетовым пламенем, от которого все живое и неживое переставало быть. Просто вот было и нету. Переставало разом быть во всех мирах и пространствах, без надежды вернуться. Но даже во сне, прокладывая себе путь руническим клинком и вовремя сказанным словом, ступая по странным землям, большинство из которых являлось кромешным адом, чуя себя равным по могуществу Богам, наемник ощущал довлеющую над собой чужую волю, как словно кто-то поставил колено на затылок и принуждал голову склонять к земле. Он убивал, убивал по приказу, как в страшном сне (будто можно спать во сне!) бесчисленных бестий, слившейся в сплошное нечто монстроподобное, жаждущее его крови.
Ему мнилась прекрасная женщина, которую он уже где-то когда-то видел, женщина споро и красиво рисовала сложный знак на огромной поляне пяточке пространства. Она, не поднимая головы от завораживающего узора и не разгибая сильной спины, безостановочно, посреди вакханалии смерти рисовала знак силы неведомой кистью, произнося то тише, то громче странные слова, смысла которых Ратез разумом не понимал, но понимал всем существом. Слова набатом заполоняли душу, цепляли за живое, успокаивали, умиротворяли, давали покой и бесконечное терпение, манили забвением… И на свет этих слов к знаку тянулись обитатели окрестных миров. Тянулись затем, чтобы подойти и слиться со знаком, растворится и стать единым целым с пространством.
И Ратез, чья миссия убийцы на сегодня была окончена, смотрел на эту вакханалию смерти с каким-то неживым интересом, где-то подспудно завидуя отошедшим. У них хоть был выбор. А у него выбора нет. Нет и не будет…Потому что так хочет Дамиан Укротитель, чей знак неторопливо рисует эта женщина…
Ратез очнулся весь в холодном поту. Казалось, прошла вечность, но он только закрыл и открыл глаза. Риан, как прежде сидела возле Крига, неподалеку сидел паладин, оперевшись на меч. Наемник перевернулся на другой бок, но не мог заставить себя закрыть глаза, не мог, несмотря не то, что смертельно устал…Он боялся закрыть глаза и перестать быть собой, как те, что были принесены в жертву началу войны.

Хоть Филомен и обязан был храму и в частности верховной жрице Аэлле, хоть и служил преданно и верно не один уже год, но привыкнуть к появлению храмовой стражи из ниоткуда да еще в его комнатах он никак не мог. Два воина при оружии в красно-фиолетовых цветах стражи Круга Предков Аэллы, спустились в общий зал из комнат для гостей, стянули фиолетовые плащи и шапки и вопросительно уставились на трактирную челядь. Челядь прекрасно знала, что в таких случаях потребно звать хозяина. Посетители заметно попритихли, правда ненадолго, через пару сотен ударов сердца привычный гам установился вновь.
Филомен обоих прекрасно знал, и бородатого Аникиту, и совсем молодого, но не последнего в стражницкой иерархии рыжего Стакрата.
- Не чаял я, что так быстро откликнется верховная мать на мое послание, - прихватив гостям медовухи и выставив ее в кружках на стол, присел к стражникам Филомен.
- Не твоя забота чаять, - хмуро ответил Аникита. - Я тут по иным делам, а вот Стакрат отведет твоих странных гостей к Аэлле. Такова ее воля. Но не ранее, чем завтра. Говорят, в столице видали Ксеною, что скажешь, не связаны ли эти с нею?
- Не думаю. Хоть я и знаю, что не моя забота думать, - передразнил Аникиту Филомен, - но ими ведет нужда в чем-то. Люди со злыми намерениями так себя не ведут. К тому же ты знаешь, что охранный круг Гаэты выявляет у чужаков намерения не хуже иного кощуна.
- Откуда тебе знать...а, да, алия говорила, что учила тебя чему-то...Хорошо. Скажи поутру им, что их будут ждать на развилке возле перевала Трех Дев. Если среди них и впрямь гаэтец, они не заблудятся.
Филомен прищурился, глядя на Аникиту, но ничего не сказал. Вот в чем, в чем, а в том, что воин со шрамом на щеке тот, за кого себя выдает, он не сомневался. Кому понадобиться назваться именем того, кого ждет колесование? Ради какой выгоды? Чудно.

Добавлено (28.05.2008, 18:04)
---------------------------------------------
Мягко скрипнула дверь. Криг, наблюдавший за уже не раз виденнной сценой с тем выражением снисходительного всепонимания, которое можно увидеть в глазах умной собаки, когда люди, по ее мнению, занимаются полнейшими глупостями и усложняют простые вещи, встрепенулся, принюхался, и плавно скользнул в тень под кроватью. Тень не спасла бы его, если бы его искали, но трактирной челяди было чем заняться, кроме как заглядывать под кровати в дальнем углу, и оборотень незамеченным провожал каждого человека и каждое блюдо внимательным наметанным взглядом, а дождавшись, пока чужие уйдут, немедленно выбрался на свет. Стол, уставленный может и не лучшей для волка, но очень аппетитной для человека, особенно для человека, успевшего с утра более чем чувствительно проголодаться, захватил внимание оборотня настолько, что он даже перестал следить краем глаза за движениями Вортекса. Присмотревшись, и выбрав сторону, с которой можно было поудобней и побезопасней подобраться к еде, Криг подошел поближе, сунулся на стол, выбирая, чего бы схарчить, ухватил пастью печеную рыбину, и удалился трапезничать; впрочем, аккуратное обгрызание зажатой передними лапами рыбы не мешало ему настороженно и вполне серьезно следить за движениями и запахами, особенно недоверчиво косясь паладина, но не обделяя недобрым вниманием и Морта, но охранял ли он в больше степени свой ужин или свою же, временно беззащитную часть компании за спиной - этого на подвижной черно-белой морде написано не было.