Утро стояло раннее, морозное, ярко светило солнце и после затяжного снегопада лес молчал, как убитый. Солнце серебрило иней на засыпанных снегом деревьях. Четыре всадника неторопливо ехали верхом на невысоких коней по засыпанной снегом дороге. Головной всадник в темно-синем плаще, бросив поводья и, скрестив руки на груди, то ли дремал, то ли находился в глубокой задумчивости. Три остальных всадника, повинуясь приказу, чуть поотстали на добрый десяток шагов.
Головной ярко-рыжий конь, насторожив одно ухо вперед, а вторым беспокойно прядая, пытался развернуть голову чуть налево, чтобы понять, что же там такого происходит у его собратьев, идущих позади.
...Толстая, отороченная дорогим мехом, шапка, поблескивая на солнце нашитыми стальными пластинами, взлетела по высокой дуге и со всей дури огрела засмотревшегося по сторонам Ратеза по плечу. Тот охнул и чуть не вывалился из седла, потому что мохнатый гнедой конек, приняв правила игры быстрее хозяина, с испугу козлом скакнул всеми четырьмя ногами в ближайший сугроб под большую разлапистую ель и провалился по грудь в снег. Сдавленное хихикание. Воин выругался вполголоса, налетев мордой на еловую лапу, которая радостно избавилась от последствий предшествующего снегопада и превратила всадника в маленький опрятный сугроб. Снег не преминул найти все неприметные щели и забраться за шиворот, быстро превращаясь в холодный ручеек, тянущийся меж лопаток. Ифимах с Сандром, давясь смешками, как один дружно отвернулись, чинно продолжая путь. Не к лицу нам, типа, вошкаться рядовыми подчиненными, плетущимися позади их да еще обнимающимися с елями. Воин смерил спины, завернутые в синий и серый плащ, недобрым взглядом, скрипнул зубами, понимая, что придется спешиваться, выбраться из этого снега скачком не получиться, ибо не первый час в пути, лошадки изрядно подустали.
Ладно. День только начался. Отыграемся.
Он соскочил на землю и провалился в снег почти по пояс. Беззвучно ругаясь, зло дернул коня под уздцы и за собой вывел на дорогу. Это хорошо, что Инайа занят своими мыслями, а не состоянием своих сопровождающих.
Ратез отряхнулся по-собачьи, вытряхнул из-за шиворота и из сапог снег, подобрало шапку, взлез на коня и быстрым шагом, как ни в чем не бывало, догнал укатившее вперед начальство, которое он по идее должен был охранять. Сандр один раз ехидно обернулся. Знает, что братка рядом, будет теперь чутко отслеживать, что он делает.
Значит, Ифимах. Воин взвесил в руке шапку и коротко, почти без замаха, кинул. Сандр толкнул Ифимаха сапогом в голень, благо, что ехали стремя в стремя. Тот кинул короткий взгляд через плечо и быстро пригнулся.
Ратез вроде кидал несильно, но шапка, как завороженная, пролетела над всадником, ловко спикировала и шарахнула со всей дури коня десятитысячника по крупу и отчетливым шелестом стекла по бедру несчастного животного и, звякнув пластинами, растянулась на дороге. Рыжий конь под Инайей, присел на задние ноги, рванулся было вперед, но удержанный жесткой рукой, вскинулся на дыбы. Военачальник с трудом справился с перепуганным животным и развернул коня в сторону сопровождающей его троицы. Ратез тяжело сглотнул. Ой, пойдут сейчас клочки по закоулочкам. Инайа понял все сразу. Подвел к мирно лежащей на снежной дороге шапке нервно косящего глазом коня. Глянул на всех троих исподлобья.
- Выдрать бы вас, - вздохнул он. – Как дети малые, ей-ей.
Он ждал, ждал, пока вся троица виновато начнет изучать гривы своих коней под стальным взглядом человека, который по годам им был одногодком. Выждал…и, свесившись с седла, подхватил шапку с дороги …швырнул ее в Ифимаха…

Мир взорвался и налился новыми красками, внезапно стало трудно дышать, накатилась слабость, расслабились сведенные судорогой мышцы. Ореол боли плавно отступал. На сегодня пытка была окончена. Ратез чувствовал, что его кто-то держит. Неуверенно пошевелился, вяло засаднили локти и запястья. Веревка, похоже, затянулась до такой степени, что посекла кожу и мясо на руках.
- Отпустите, - взмолился он глухо. – Нечем дышать… и развяжите меня. Все. Все прошло. Клянусь, - он подтянул колени, пытаясь скрючиться на полу в наиболее удобной позе. – Криг, Риан, ты слышишь, Криг… Иди, я никуда не денусь. Просто не смогу. И накрой меня чем-нибудь. Дьявольски холодно.

Ближе к вечеру, уставший и голодный, я добрался-таки до деревни и довольно скоро напросился на ночлег в дом одного из крестьян. Жена его как раз готовила ужин и меня пригласили к столу.
И все было бы хорошо, если бы в гости к ним не наведался не то кум, не то брат кума хозяина дома и не принес с собой небольшой бочонок пива. Довольно быстро уговорив вдвоем этот самый бочонок (я выпил только кружку - уж что-что, а напиваться мне совсем не хотелось, однако отказываться от любезно предложенного пива было бы невежливо), хозяин и гость начали, как водится, вспоминать старые "подвиги", радости и под конец - сделанные друг другу гадости. Слово за слово, кулаком по столу... В итоге бочонок с остатками пива был разломан о голову то ли кума то ли брата, лавка опрокинута, разбитая посуда валялась на полу, а мы с хозяйской женой и двумя ее ребятенками убежали во двор от греха подальше.
- Ты уж прости, парень, - сказала женщина, утирая нос разревевшемуся младшему. - Но видно придется тебе ночевать в другом месте. Только не знаю, пустит ли кто... Впрочем, ежели не боишься, можешь переночевать в "гиблом" доме.
- Что за "гиблый" дом? - настороженно спросил я.
- Да есть тут у нас один домишко. Там в конце лета мужик спьяну бабу свою зарубил и троих детишек. А потом и сам удавился.
Женщина подробно объяснила мне куда идти, я перекинул сумку через плечо - вот что-что, а сумку свою нигде не оставлю, ха! - и поинтересовался:
- А вы-то с детьми как же?
- У сестры переночуем. Не в первый раз.
Попрощавшись с ней, я отправился к "гиблому" дому.
Вопреки утверждению крестьянки о том, что в нужном мне доме огни не горят, все его окна светились и оттуда доносился какой-то шум. Что это? Призраки?
Прибавив шагу добрался до приземистой покосившейся избы и тут шум внезапно стих. Какое-то время я стоял возле двери, раздумывая: заглянуть или нет. В итоге любопытство победило и, приоткрыв дверь, я осторожно заглянул внутрь.
Ну ничего себе призраки! Вполне себе живые люди. И нелюди. Кое-с кем я даже сегодня утром встречался - я посмотрел на утирающую бегущую из носа кровь эльфийку, скрючившегося на полу человека, еще одного, без сознания, с неуловимой, но почти мучительно ощущуаемой неправильностью черт - или это шутит пляшущая тень от свечки? - и склонившегося над ним незнакомца с посохом и невольно присвистнул.

Нетвердо выпрямившись, эльфийка огляделась и наконец-то вспомнила, что кроме Ратеза в доме, который, кстати, значительно больше пятачка пола у стены, находится еще толпа народу. Пелеас, как всегда, невозмутим, похоже, он вообще не способен чувствовать - ни других, ни даже себя. Хотя нет, какой-то отголосок - отвращения, что ли? - все же присутствует. Обиженное, разочарованное выражение на лице Нара - ушла добыча, прямо из-под носа! А за ним, на полу...
Жив. Вроде не ранен. Почему он без сознания? Вспоминай, видела же что-то мельком!
К общей гамме истерического смешения чувств, ощущений, запахов и смыслов добавляется нечто новое - еще один зверь, только этот бьется внутри своего человека, рвется на волю, манит свободой, полнокровной жизнью сильного хищника... На середину комнаты, шатаясь, вываливается чудовище - не то человек, не то волк, выглядит отвратительно, противоестественно, как сама ликантропия, корежится, сражаясь с самим собой, и почти сдается - быть зверем так легко и прекрасно, куда лучше, чем слабым человеком, запертым в четырех стенах, скованным цепями отношений, связей, условностей... У второй формы ликантропов, конечно же, не волчье сознание - у них человеческое представление о нем, но даже это выглядит восхитительно. Но в конце легкого, гладкого пути в никуда оборотень натыкается на преграду - словно его отшвырнули пинком под ребра. Не лезь, не про твою честь. Что это? Эрания? Воля его Хозяина? Свои собственные силы, преграда памяти? Сбитая трансформация идет неправильно, превращается в пытку. Уже знакомый принцип принуждения, только на этот раз, кажется, не чужой волей, а силой проклятья. Нар оборачивается на звук, короткий удар, почти без замаха, здесь же не сила рук... Шаткое, падающее движение. Снова изменяется наполнение комнаты - теперь в ней нет ни Крига, ни его зверя, только валяется на полу бесчувственно тело. До того, как они начнут делить это тело в следующий раз, еще целый месяц времени. Мы обязательно успеем.

Риан честно осмотрела голову несчастного оборотня. Кровь в волосах, и пахнет паленым, но нет ни шишки, ни ожога. Ну да, конечно, он же перекидывался... И, ясно дело, организм никак не мог оставить ушиб на черепе без внимания, затянул за счет собственных резервов, а успей Криг кого-нибудь убить и сожрать какой-нибудь из правильных органов - на это пошла бы жизнь убитого, раненые оборотни умеют ее присваивать, хоть и неосознанно. Затянулся и разрез на плече - не нужно даже смотреть, чтобы понять, что теперь он представляет собой в худшем случае почти готовый шрам, а скорее всего - уже закрытый. Значит, посмотрим, что у него с шеей.
Осторожно размотать шарф, расстегнуть, повозившись, хитроумные застежки на куртке. Куртка Ратеза, однозначно, устроена проще.
Сейчас это выглядело получше, чем утром - значит, организм оборотня пытался избавиться и от ошейника. Оно и понятно. Осторожно ощупав и прощупав страшную конструкцию, Риан нахмурилась и вгляделась повнимательнее.
Понятно, что ошейник - не только полоска приживленной кожи с серебряными шипам по обе стороны. Точно так же, как Ратеза с его врагом - да чего уж там, хозяином - связывала чуткая сложная тварь, ошейник служил проводником между Кригом и его Хозяином-безумцем, только устроен был, как вся его работа, грубо, топорно, но от этого не менее действенно. Сам по себе ошейник соединялся с кожей оборотня только краями, и для того, чтобы пустить через него кровь, маг вырастил ответвления родных сосудов, но крупные кровеносные пути оставил нетронутыми, кажется, они даже прикрыты утолщенной кожей, чтобы случайно не пробило внутренними шипами. Снять его как вещь не составило бы труда даже без магии - просто срезать и быстро затянуть два кольцевых разреза. Но ведь не может быть, чтобы все было так просто? Вот канал, тянется от оборотня к магу, тонкий, но устойчивый, в любой момент можно расширить и творить, что угодно... Силен, сволочь, раз может себе такое позволить. А вот какой-то механизм, вроде бы завязан на целостность канала... Хорошо, что Нар все-таки не упрятал его в эту свою Обитель. А впрочем, может быть, она ошибается или это уловка, рассчитанная на доверчивого мага - такой обезвредит ловушку, а другая, спрятанная гораздо лучше, прикончит Крига на месте. А может быть...
Здорово было бы заняться этим на свежую голову. Это рискованно, в конце концов, одно неосторожное движение, чуть заденешь канал - и кто знает, что сделает с оборотнем его всполошившийся Хозяин? Может быть, Наррель сумеет повторить выходку ратезова врага, и приложить этого Хозяина так же, как тот - жреца, тогда, в храме? Только это в любом случае очень рискованно... А, проклятье, завтра!

Хрусталь, вытащенный из угла, оказался замкнутым - не то она, сама не заметив, позаботилась о том, чтобы жизнь не вытекла в мертвые стены, не то это сделал демонолог... Чем еще она может помочь Кригу? Повреждения он залечил при трансформации, снять ошейник ей сейчас не по силам. Да и не только сейчас, скорее всего. Задачка на изворотливый ум, а эмоции, хоть ты разорви душу жалостью, состраданием и праведным гневом, помогут разве что тем, что повеселят врага и он, может быть, подавится вином, скотина...
Жизнь впитывается в кожу, смешивается с кровью, разливается по жилам теплом, заполняя истощенное тело оборотня, как вода заполняет трещины в пересохшей земле, только куда легче пропитывает, уходит вглубь... Хорошо, что та корова была молодой и здоровой, но этого все равно не хватит на обоих. Ну, это ничего, всегда можно достать добавку. Чуть изменяется лицо - светлеют темные круги вокруг глаз, с бледной кожи исчезает болезненный оттенок. Надолго ли, при такой-то жизни? Хотя бы ненадолго...

Звук открывающейся двери. Проклятье, кого там еще принесло? Крестьянина? Сейчас вот объяснять ему, почему у них на полу два полутрупа, причем у ближайшего из них отлично виден ошейник на шее, а вон там - ворох окровавленных бинтов, а там - рубашка в таком же состоянии? А пусть-ка идет... И еще дальше. А запах-то знакомый. Лес и магия. Где-то она это уже видела. Ну и черт с ним. Криг вроде бы в порядке, сейчас очнется. Надо уже все-таки встать с колен и вернуться к Ратезу. А с этим пусть разговаривают те, у кого сегодня остались силы на слова. Или пусть Нар просто огреет его посохом. Одним больше, одним меньше...

Вдвоем, пока Пелеас героически загораживал дверь, хотя тот, кого там принесло на ночь глядя, вроде бы в нее и не ломился, и, кажется, вообще не ожидал встретить в "гиблом" доме более ли менее живых, да еще и с таких количествах, они перетащили оборотня на торопливо выстланную сеном лавку у стены, справедливо рассудив, что такие вещи нужно решать на свежую голову и в присутвии самого Крига. Устроив его поудобней, Риан обнаружила, что в доме уже нисколько не жарко и, чем дольше распахнута дверь, тем быстрее это "не жарко" приближается к "холодрыга, как на улице", а потому, едва сдерживая ругань - ну что за бестолочи, неужели не доходит, что холодно? - подошла к двери, молча потянула эльфа за локоть, заставив убраться с дороги, буркнула чужаку "Зайди уже и объясни, чего тебе надо", и, наконец-то отгородив оставшееся тепло от ветра и сырости за порогом, вернулась к Ратезу.
Это страшно и больно - видеть сильного, как медведь, человека, больным, измученным, замерзающим от слабости. Еще страшнее - если этот человек - не просто хороший человек, а друг, которого ты, к тому же, взялась защищать от тех напастей, против которых бессильны меч и воинское искусство.
Защищать? Хороша шутка. Челюсть свернуть можно, ухохатываясь. А кто подставил его под сегодняшний удар? Сиди молча и не смей разреветься, ему плохо и без скулежа над ухом. А лучше - вообще отойди подальше, и чем дальше, тем лучше, потому что ему от тебя - одни неприятности и никакого толку. Ни как от мага, ни как от целителя, ни как от компаньона, ни даже как от, хм, женщины.
Лежит скорчившись, лицо в тени, не понять, здесь он, или провалился в забытье. Дождаться, пока перестанут трястись руки. Бережно, осторожно, чтобы не потревожить, обхватить горстью тяжелую ладонь. Жесткая, мозолистая кожа, легкое трепетание пульса под пальцами. Магия здесь не при чем, она только внутри, вытягивает жизнь из хрусталя, протаскивает через половину тела и выталкивает снова, в том же чистом виде, частыми теплыми каплями, которые тут же впитываются в переплетение линий на ладони, растворяются в крови, заполняют пустоту, возвращают то, что сожгли боль и ярость. Сейчас, еще чуть-чуть. Еще несколько капель - и станет легче.